У летчика-космонавта Роскосмоса Героя России Александра Калери закончился двухмесячный период реабилитации после пятого по счету космического полета. Одной из главных тем разговора корреспондента «Новых Известий» с Александром Калери стала, как это ни странно, экология. Дело в том, что на протяжении всех 19 лет, прошедших с момента его первого космического полета, наш собеседник внимательно наблюдал за тем, как «сверху» менялся облик Земли. Также Калери рассказал о впечатлениях от обновленного «Союза» и о том, не бывает ли тесно на Международной космической станции, когда там собирается 13 космонавтов.

Фото © NASA

– Александр Юрьевич, на первой послеполетной конференции вы сказали, что изменения, произошедшие на планете за последние 20 лет в результате деятельности человека, хорошо видны из космоса. Что именно поменялось в облике Земли?

– Не могу сказать, что изменения эти разительные и глобальные, но они есть. Например, новые объекты, такие, как Пальмовые острова (крупнейший в мире архипелаг искусственных островов, расположенный в Объединенных Арабских Эмиратах. – «НИ»). В моем первом полете их не было, а на протяжении последующих я мог наблюдать все стадии их строительства. Некоторые из островов уже приобрели форму, другие только насыпаются. Значительно больше стало вырубок лесов и джунглей, особенно это касается территории Южной Америки. Во время моего полета 1992 года перед нами ставили задачи фотографировать места, на примере которых наиболее ярко видны отрицательные, можно даже сказать, губительные последствия человеческой деятельности. Именно тогда мы с Александром Викторенко обратили внимание, что в этом районе было много вырублено леса. Сейчас масштабы, естественно, увеличились. Что касается смывания почвы в океан, то этот процесс и тогда происходил, продолжается он и сейчас. А вот если говорить о грязи в океане, я бы не сказал, что ее стало значительно больше. Безусловно, в прибрежной зоне она есть, но это обусловлено в первую очередь выносом почвы, чему в значительной мере способствует вырубка деревьев, вследствие чего верхний слой почвы становится менее защищенным и легче смывается. Если говорить об изменениях в атмосфере, то во время этого полета я видел довольно мало серебристых облаков. Правда, я не вел целенаправленных наблюдений, но в сезон их должно быть больше. Изменился и характер полярных сияний. Мне тяжело это выразить словами, но если говорить об ощущениях, о восприятии глазом, то видно, что сейчас это выглядит по-другому, не так, как 19 лет назад.

– Сейчас много говорят о том, что на территории Сибири, Забайкалья и Дальнего Востока происходит просто варварское истребление лесов. Из космоса это видно?

– К сожалению, эти территории практически не видны с борта МКС, поскольку орбита проходит в основном над южными районами. Из всего вышеперечисленного мы можем наблюдать только горы на территории Забайкалья, поэтому оценить обстановку сложно. Но могу сказать, что следы деятельности человека в этом регионе тоже видны. Это и карьеры, и дым – в тех местах, где расположены крупные промышленные предприятия. Во время нашего полета крупных природных и техногенных катаклизмов или терактов, к счастью, не было. Как пример могу привести полет Мусы Манарова и Виктора Афанасьева, когда (это было в 1991 году) в Ираке и Кувейте горели нефтяные скважины, и Муса Манаров сделал тогда много снимков. Во время моего полета семь лет назад в результате теракта был взорван нефтепровод на границе Ирака, в результате чего образовалось огромное черное облако, накрывшее треть территории этой страны.

– А землетрясение в Японии и последовавшая за ним трагедия на «Фукусиме»?

– Эта ужасная катастрофа, потрясшая весь мир, случилась за несколько дней до нашей посадки, поэтому у нас практически не было времени понаблюдать за развитием ситуации. Район Токио был виден достаточно хорошо, а вот территория «Фукусимы» располагается далеко от трассы полета, к тому же погода там не очень благоприятствовала проведению фотосъемок – мелкие детали скрадывались.

– Какие эксперименты по мониторингу земной поверхности вы проводили?

– Например, эксперимент «Сейнер». Его суть заключается в поиске биопродуктивных районов в Мировом океане. Работы касались в основном Южного полушария. На территории Тихого океана находились экспедиционные суда, которые проводили океанологические исследования, а мы делали для них снимки. Основная задача была – отработать методологию обнаружения биопродуктивных районов по цветоконтрастным образованиям на поверхности воды для того, чтобы оперативно наводить туда промысловые суда. Понятно, что там, где есть планктон, появится и рыба, следовательно, для промысловиков этот район интересен. В ходе эксперимента под названием «Ураган» велся мониторинг земной поверхности с целью либо предсказания, либо определения последствий техногенных и природных (землетрясения, наводнения, извержения вулканов, сходы ледников) катастроф. Мы фотографировали и снимали спектральные характеристики. Сейчас полученные данные обрабатываются специалистами. Я считаю, что такого рода патрульные наблюдения непродуктивно вести силами экипажа, это могут выполнять и автоматы. Задачи космонавтов на начальных этапах – опробовать аппаратуру и отработать методику, то есть выполнить поисковую часть работы.

– А какие-нибудь эксперименты по мониторингу земной поверхности проводились вами на протяжении нескольких ваших полетов?

– «Ураган» был начат еще на «Мире», и я принимал в нем участие на протяжении трех моих полетов.

– А задачи, которые ставились перед вами, все это время были одинаковыми или менялись?

– Методология и основное направление – одно, а оперативно задачи, конечно же, могут меняться. Это и понятно, существует стандартный набор объектов, за которыми ведется наблюдение. Но если возникает форс-мажор... Во время работы экипажа МКС-5 велись наблюдения за многими объектами, в том числе и за ледником Колка, сход которого имел трагические последствия. Когда уже после всего произошедшего изучали фотографии, оказалось, что имелись признаки подвижки. Но, к сожалению, на тот момент не было возможности оценить все это на борту или оперативно передать снимки на Землю. Периодически наблюдаем пульсирующие или движущиеся ледники на Памире, в Перу. Во время моего полета семь лет назад было сильное землетрясение в Ираке, в результате которого разрушения получил город Бам. Нам пришлось его снимать, правда, найти этот населенный пункт было довольно сложно – маленький, неконтрастный, говоря нашим языком, городок.

– Вы летали и на «Мире», и на МКС. Где чувствовали себя комфортнее?

– Понятие «комфорт» – комплексное. Технических средств и инфраструктуры на МКС больше. В то же время не могу сказать, что условия для работы на МКС намного лучше, чем на «Мире», где было больше научной аппаратуры. А вот возможностей для связи там было меньше, особенно когда пропали спутники-ретрансляторы. Это две разные станции, разные условия организации труда, везде есть свои плюсы и свои минусы.

– Одной из основных задач вашего крайнего полета было проведение летно-конструкторских испытаний первого корабля новой серии «Союз ТМА-М», оборудованного цифровой системой управления.

– Действительно, «Союз ТМА-М» является первым кораблем новой серии, разработанной и изготовленной в РКК «Энергия». Хотя и на «Союзе» старой серии система управления движением была цифровой. Просто тот компьютер был устаревшим, с закрытой архитектурой, которая практически не позволяла вносить какие-либо усовершенствования. Кроме того, его производство обходилось бы сегодня слишком дорого. Главная задача была в модернизации систем корабля и установке современного вычислительного комплекса. Установка комплекса позволила освободить на корабле место для 70 килограммов груза. Изменения коснулись также системы передачи телеметрической информации: вместо аналоговой установлена более компактная цифровая. Новая телеметрическая система «умеет разговаривать» на современном языке с машинами. Таким образом, появился довольно развитый, с интересными возможностями вычислительный бортовой комплекс. А главное, что он позволяет в дальнейшем вносить аппаратные и программные изменения. Ядро этого комплекса было опробовано на «Прогрессах» (там установлен точно такой же комплекс), и до нашего старта было совершено семь успешных полетов практически без замечаний. В ходе же нашего пилотируемого полета было подтверждено, что этот вычислительный комплекс хорошо работает. Теперь предстоит завершить летные испытания предположительно на двух следующих кораблях. А в дальнейшем последует уже плановая модернизация с учетом его возможностей.

– Вы ведь принимали участие в разработке этого комплекса?

– Я непосредственно не ставил аппаратуру и не писал программы, но, как космонавт и специалист по организации деятельности экипажа, тестировал с точки зрения удобства работы. По сравнению со старой новая система дает возможность упрощения выполнения экипажем полетных операций.

– Вы работали в составе экипажа из двух человек, из шести, и даже из 13. Попробуйте сравнить условия работы в разных по численности экипажах.

– Работа в разных по численности коллективах строится по-разному. Отличается и организация, и распределение функций. На мой взгляд, увеличение численности экипажа является интересной возможностью, которую нам еще предстоит осознавать и осваивать. Главное, что появляется возможность для специализации космонавтов и привлечения различных ученых для выполнения определенных задач. Если немного пофантазировать, мне кажется, было бы здорово включить в экипаж ученого со своей программой, который мог бы ее выполнить во время своего полета. У нас ведь на «Салюте-7» и на «Мире» летали врачи Олег Атьков и Валерий Поляков, выполнявшие программы медико-биологических исследований. А помимо медицины существуют и другие направления, в которых можно плодотворно работать, например геофизика. С другой стороны, увеличение численности экипажа влечет за собой усложнение организации работ – большой коллектив ведь всегда сложнее организовать и управлять им. Что же касается увеличения численности экипажа за счет экспедиций посещения, то, во-первых, это краткосрочное явление. Во-вторых, у них свои задачи, в-третьих, станция настолько большая, что мы не мешаем друг другу, каждый работает по своей программе. Мы даже встречаемся не часто, совместные мероприятия ограничиваются процедурами встречи и проводов, совместными ужинами и хождением в гости друг к другу, чтобы поближе познакомиться. Кроме того, сразу по прилету проводится обязательный инструктаж по технике безопасности, в ходе которого мы показываем «новичкам», где находятся противопожарное оборудование и средства индивидуальной защиты. Хотя на Земле в процессе подготовки все проходили специальные тренировки по действиям в аварийных ситуациях, нужно еще раз закрепить знания на практике. На российском сегменте сейчас нет экспедиций посещения. А смена экипажей проходит по принципу, как мы говорим, непрямой ротации – сначала со станции уходит старый экипаж, а через две недели стартует новый. Конечно, экспедиция посещения вносит некоторые особенности в деятельность постоянного экипажа – немного меняется распорядок дня, причем не всегда это бывает удобно. Иногда появляются какие-то ограничения, например, по организации связи с Землей. Во время нахождения экипажа «Шаттла» мы проводили сложные ремонтные работы по замене блока очистки атмосферы от углекислого газа системы «Воздух», которая проработала с начала полета служебного модуля с 2000 года. Новый комплект лежал в ЗИПе. В этом случае ограничения по связи – общаться приходилось сеансами – доставляли существенные неудобства. Работу приходилось продумывать на несколько шагов вперед, планировать и прогнозировать таким образом, чтобы своевременно задать все интересующие вопросы, в том числе и те, которые гипотетически могут возникнуть, если ситуация будет развиваться тем или иным путем, чтобы до следующего сеанса связи можно было спокойно работать не останавливаясь. Возникновение какого-то вопроса между сеансами, без получения ответа на который с Земли ты не можешь продолжать работу, несет в себе потерю во времени от получаса до часа. А это недопустимо. Безусловно, так работать неудобно, но не критично.

– У вас «в архиве» пять полетов. Во время первого человек учится двигаться и жить в условиях невесомости, затем – возвращение на Землю. Когда прилетаете в космос во второй, третий раз, организм помнит то, чему научился в предыдущий раз, или приходится учиться заново?

– Конечно, помнит. Помнит как адаптацию к невесомости, так и обратную – от невесомости к земным условиям. Причем если сравнивать первый и последующие полеты, то в последующие разы все происходит быстрее и легче. Невесомость является стрессовой ситуацией, а на любой стресс организм определенным способом реагирует, и память остается. И во второй, и последующий разы организм находит реакцию компенсации стрессовой ситуации быстрее, идя, так сказать, по проторенному пути.

– Еще планируете полететь в космос?

– Время покажет. Лично для себя я не считаю работу космонавта основной в своей жизни и деятельности. Это только этап. Основной я все-таки считаю работу в ракетно-космической отрасли на головном предприятии в области разработки, создания, испытания и обеспечения полетов пилотируемых космических аппаратов. А космический полет и работа на орбите являются одними из ее элементов. Когда необходимо – лечу. Космический полет не является для меня сейчас самоцелью, таковыми были первый и, пожалуй, второй полеты. А последующие были уже продолжением наземной работы. Я буду продолжать работать в этой отрасли, и если снова возникнет необходимость, то полечу. Как было в этот раз: встала задача – принять участие в испытании корабля с модернизированными системами.

«Новые известия»
Источник: roscosmos.ru